Можно вот так стоять,
ночью,
Замерев, едва дышать,
ночью,
Глазами упёршись в небо,
ногами упёршись в землю.

Вырасти до небес
можно,
Вызвучать до конца
можно,
Никому не сказав
слова,
Никому не подав знака.

Пусть думают, что я – кроха,
Пусть смеются, что меня – мало.
Но меня в эту ночь много,
Так, что где-то меня не стало.

Я летала туда –
к звёздам,
Я молчала туда –
в бездну.
Я врастала туда –
сердцем
и рассудком, едва трезвым.

Я не умею слушать, слышишь?
Просто не умею слушать.
Шуршарщий мимо носа снег
Холодный, яркий, вкусный, но не слышный.
Жужжащий мимо уха шмель
Пушистый, сладкий, грустный, но не слышный.
Идущий мимо век
Шершавый, умный, гнусный.
Но неслышный.
Тс-с-с! Помолчи.
Как можно что-то слышать
Под твой слоноподобный голос мыши?
Ты вечно тут, и там, ты всё, и всех, и лучше.
Всё объяснишь, очертишь, обеззвучишь.
Везде слова, как мухи,
Бьются, мрут, мешают, гадят.
И всё одни и те же фразы.
Одни и те же мысли.
Чтоб только мягче, горделивей, суше.
Чтоб, ничего не создавая, сделать лучше.
Пустых голов звончее перезвоны,
И всё гудит, троится, оглушает. Боже!
Пусть доведёт тебя твоя дорожка к раю,
А я пойду к чертям.
Там ничему не учат.
Там нет тебя и их. И если крик, то краткий.
С чертями молча будем бегать в прятки.
Сбегу – удача, а поймают – лихо.
Чу, слышишь? Боже мой, как беспредельно тихо!

Я не люблю.
Как не смотрят кино, не читают газет, не едят шоколад.
Как, шагая вперёд, не хотят оглянуться назад,
Где под градом огня догорает покинутый город.
Впереди – ничего, только море тумана и холод.
Я не жду.
Проходящие мимо – случайны,
Как случаен дуплет на игральных костях в темноте.
Всё пройдёт: и любовь, и игра, и отчаянье.
Всё пройдёт: и «когда», и «откуда», и «где».
Не хочу
Строить храмов для собственных страхов,
Чтобы в них убояться яхве, саваофов, аллахов.
Не лелеять свой страх, не любить его низко-тщеславно,
Но глядеть ему прямо в глаза, содрогаясь и явно.
Не бояться – не цель. Бросить вызов, искать, сомневаясь,
Это всё, что могу. Это прана, которой питаюсь.
Я смотрю
Из угла, где мне тесно и душно
(как чужак, потерявший личину и паспорт)
Игры тех, кто с забористой страстью и дружно
Проживает бесчисленность будней напрасно.
Я не здесь.
Да и там меня, кажется, нету.
Моё тело болтает, скитает, кидает по свету.
Я бездомна.
Но в этом и слабость и сила.
На длинном пути от утробы к распаду могилы,
От точки нуля до конечно не вечного срока,
Я что-то пойму, и мне будет не так одиноко.

Заборы! Наши разумные, добрые, вечные!
За ними позволено быть беспечными,
Под ними позволено спать голодными.
Заборы земные, заборы подводные,
Заборы на окнах, на детских площадках,
Из алюминия, ели, брусчатки,
Заборы с каблук и заборы космические,
Заборы из проволоки, электрические,
Заборы из сетки, заборы глухие,
Заборы бесплатные и дорогие,
Заборы для дома, для сада, для спальни,
Заборы для шумных, неслышных, печальных,
Для тех, кто смелее, и тех, кому рано.
Заборы с замками.
Ключи - у охраны.

Разве мы развиваемся? Мы только лишь догоняем природу с её механизмами. Мы пытаемся понять и понимаем то, что на Земле создалось и эволюционировало до человека с его "сознанием" около 3 млрд лет назад. Вот "ротор" внутри растительной клетки, который обеспечивает синтез и гидролиз АТФ, это же совершенство! Человек создал паровую машину и двигатель внутреннего сгорания всего каких-то сто с гаком лет назад, а в элементарной клетке зелёного растения идентичная система существует миллиарды лет. Но как мы красиво и быстро прём: "неразумная" природа методом проб и ошибок создавала первые живые клетки из поверхностного слоя вод мирового океана, под воздействием вулканических молний, в эстуариях - бесконечно долго. А потом первая простейшая цианобактерия доросла до того, чтобы стать человеком. Неужели природа на этом остановится? Вряд ли, но теперь она поступит хитрее самого хитрого из людей: развив homo sapiens с его шикарными мозгами и дичайшим ассоциативным мышлением, она резко ускоряет процесс создания принципиально новых механизмов. Мы копируем её микроскопические изобретения в своём техническом прогрессе, в макро-масштабах, чтобы создать то, что сегодня мы видим как ИИ. И как бы ни бастовали группы трусливых человечков против адронного коллайдера, против опытов на животных, против созданий Boston Dynamics, всё это неизбежно, как неизбежно было развитие анатомии и медицины во времена тотального запрета на препарирование человека. Тогда студенты-протопатологоанатомы таскали ночами трупы с кладбищ, подкупали палачей, рискуя жизнью, чтобы заглянуть в человека и убедиться, что он - всего лишь идеальная машина, созданная природой. Точнее, это сегодня мы говорим - "всего лишь", а тогда открытием было отсутствие в наших головах гомункулов и наличие абсолютно одинаковых скелетов, мышц, фасций, хрящей, что у священников, что у самой низкой черни. Такие же "студенты" сегодня, несмотря ни на какие запреты, учатся клонировать людей, заменять их конечности бионическими руками, вживлять чипы и управлять впрыском дофамина для коррекции поведения. Часть общества видит в этом несомненный плюс для homo sapiens, который так давно мечтал жить вечно. Части - страшно. Части - интересно, но она ощущает фатальность происходящего и неизбежность замены нынешнего homo на что-то новое. Об этом в двух своих книгах кричит Юваль Ной Харари, которого вряд ли ожидает успех библейского тёзки. Об этом говорят на конференциях, но как бы тайком, потому что это же вроде как непрогрессивно. Но, кажется, от нашей морали всё равно ничего не зависит. Учёные работают, делают дело, которое миллиардами лет на микро-уровне делалось в каждой существующей на Земле клетке. Просто, используя нас как инструмент, природа продолжает совершенствовать свои технологии. Движение против вивисекции? Против опытов над лабораторными грызунами? Смешно. На живом организме третий миллиард лет ставят опыты без оглядки на индивидуальность. И не опыты это, конечно, нет. Это эволюция. Мы родились из чёрного Ничто и туда же улетим. Мы - наборы клеток, бесконечный круговорот материи в природе. Нам повезло (или нет?) это осознавать, а вот кичиться особо нечем - делаем то, что в нас заложено, молодцы. Но, боже мой, как это всё страшно интересно!

Высокий интеллект в сочетании с оптимизмом и уверенностью в этом самом собственном интеллекте (что заметно связано между собой) даёт человека науки преимущественно математической или физической. Интеллект в сочетании с уверенностью и нелюбовью к слишком ярким абстракциям даёт человека науки естественной. Менее высокий интеллект в сочетании с уверенностью и глубокой заинтересованностью в социальных связях даёт человека гуманитарных наук. Высокий интеллект в сочетании с неуверенностью и некоторой асоциальностью (что тоже может быть связано) даёт человека, который предпочитает говорить на непонятном языке, который нельзя связать условностями, то есть человека искусства. Высокий интеллект в сочетании с глубокой заинтересованностью в социальных взаимодействиях и постоянной неуверенностью в собственной уверенности делает из человека философа.( Читать дальше...Свернуть )

Если идти по улице слева направо, можно никогда никуда не прийти. Потому что так ходят все, кроме евреев, арабов и японцев. Но если в Японии идти по улице сверху вниз, то ведь это тоже тупиковый путь. Или в Израиле или Персии гордо шагать в направлении растущей Луны – тоже ведь скабрезная шутка. Всё, что обычно, обычно пошло. Хотя и обратное не гарантирует высокой нравственности. А почему? Да потому что идти справа налево – это просто идти навстречу идущим никуда, в ту точку, из которой они начали свой путь. Это, наверное, даже хуже, чем всё-таки выйти из начальной точки и хоть куда-то стремиться. А чтобы идти действительно в интересном направлении, надо из двухмерного мира переселиться в многомерный. Сколько в нём будет измерений, это уже вопрос личного восприятия. Главное, чтобы больше двух. Тогда в движении появляется хоть какой-то смысл. Какой? Бог его знает. Хотя нет, он-то как раз и не знает, запутал всех, сам запутался, плюнул с досады, сел в свой старенький тарантас и укатил в глушь, где его никто никогда не найдёт. Бог умер? Нет, он, как Элвис и Ленин. Мы его убили? Да нет же, и даже не мы прогнали. Время пришло уйти со сцены. Вот Гурченко не понимала, что лучше уйти с достоинством, пока ещё можешь ходить, а бог хитрее, он отступил перед наукой. Осталось немного подождать, когда наука тоже свалит. Что тогда останется? Пустота останется, изначальная и вечная, которую мы то на прямой ищем, ходя бессмысленно взад-вперёд, то богов вопрошаем, то под микроскопом ковыряем. А она где-то там, на задворках будущей истории в невероятном измерении, терпеливо ждёт своего часа. Ей торопиться некуда.

Тысячеликое, великое, крепкое,
Слепое, но самое меткое,
Окружает котом, ластится, лижется,
Прячет когти. Безволит ≥ не движется.
Ни бежать нельзя, ни довериться.
К рОдным ласково, как медведица,
К чуждым – лютый зверь ненасытнейший.
Понимать его → чёрный ствол к виску.
Принимать его → прыгать в чан с дерьмом.
Его дух из всех любопытнейший,
А закон его, что дыра в мозгу,
Оно видит всех через зрак с бельмом,
Оно судит всех через чан с дерьмом.
Изо всех из зол – наивысшее,
Но родное, необходимое,
Тщетнославное, необратимое,
Никогда очеловечиться не желающее,
Не любовью, но мщеньем пылающее.
Заветам древности верящее
Только руку греющим.
Глухое к слову разумному,
Чуткое к безумному.
Верящее и верующее
Не во свет.
Мордой в чан, если знаешь ответ.

Мои глаза устали.
Как люди не слепнут от того,
что видели слишком много прекрасного?!
Не для меня синь да гладь, полный штиль,
небо безудержно ясное.
Но эти переливы из голубого в жёлтый,
в розово-серый, сизый, палевый…
Мои глаза устали и плачут.
У горизонта океан в мареве,
У берега волны мнутся, рвутся, кричат.
Чайки – статуи в скалах. Притихли, молчат.
На западе тучи грозная лапища
Простёрлась над гулкой водой.
За спиной – скал и камней древнее капище
И водопад, как невеста, седой.
Прилив гонит с камней,
где так приятно слушать волны.
Был один такой – оглох, лучшей музыки полный.
А я задохнусь, кажется, вдыхая эти волны.
Здесь жизнь началась и закончится,
в вечном движении, в дважды вечном одиночестве.
Эта красота – не для кого. Она безумная.
Мои глаза устали и высохли.
Здесь нет цели, пути, здесь нет смысла.

Шум моря. Запах. Звуки чаек.
И никого вокруг десятки вёрст.
Домишко утлый. Чайник. Кружка чая.
Мы спорим так – не в шутку, не всерьёз.
А что всерьёз? Всерьёз вот это море,
И цвет зари, и росы, и туман,
И красота. Но мы о них не спорим,
Хоть каждый ими был сегодня пьян.
На грани слов, на грани снов – молчали,
Глядели, как вдали вздохнул вулкан,
Как пену дней на гребнях волн качало,
Как в тех волнах кружил, смеясь, калан.
Стояли вместе – каждый о своём.
Наедине с бескрайним синим морем.
Стояли бесконечным синим днём.
Давай немного о земном поспорим…